Интервью с Ильей Грицем, основателем библейского колледжа «Наследие» (Москва)

— Люди часто говорят о духовной жизни. Что такое, на ваш взгляд, духовная жизнь?

— Тут надо очень точно определиться. Ведь есть огромное количество людей, которые читают книжки, ходят в театр и так далее, и все это они называют духовной жизнью. Для них духовная жизнь — это жизнь эмоциональная, интеллектуальня, и спорить с ними по этому поводу совершенно не интересно. Но для людей, которые называют себя христианами, духовная жизнь — это жизнь с Христом, с Духом Святым. Это не значит, что для христиан закрыта литература, искусство и все остальное. Нет, но без Христа, без Духа Святого все теряет смысл. Поэтому духовная жизнь — это жизнь с Богом, общение с Богом, это молитва. И качество духовной жизни не зависит от того, кем человек работает, какой у него социальный статус, образование. Мы прекрасно знаем, что люди, которых мы называем действительно духовными, часто не имели формального образования, оно было минимальным. И есть огромное количество людей, у которых три, четыре диплома, всякие степени и прочее, а духовности никакой.

— То есть это не связанные между собой вещи?

— Есть духовность, и есть суррогат духовности. И это очень точно надо знать. Несколько дней назад ко мне пришла девушка — выпускница богословского факультета одного из институтов. Она хочет учиться в нашем колледже. Я начинаю ее расспрашивать, что она читала, какие библейские книги. Выяснилось, что практически ничего. Бывает. Но при этом у нее диплом теолога. И это бывает сейчас. Я спрашиваю ее: «Чем бы вы хотели заниматься в жизни?» Отвечает: «Я хотела бы остаться на кафедре и преподавать патристику». — «А вы знаете, чему учили отцы церкви, в чем стержень их учения?» — «Да, конечно, богословию, духовности, Священному Писанию».

Я думаю, что, скорее всего, ее возьмут на кафедру. Но будет ли она при этом нести духовность студентам? Очень сомневаюсь. Я встречал огромное количество неверующих преподавателей богословских дисциплин. Если вы занимаетесь педагогикой, вы ведь не обязаны любить детей, это — профессия. И ужас не в том, что эта девочка ничего не знает — узнает, если захочет, конечно. А в том, что она уверена, что этого достаточно. И эту уверенность она станет передавать совсем молодым людям, и они будут выходить с уверенностью, что они все знают о духовности. Знать о духовности и пребывать в ней -- совсем не одно и то же.

— Откуда происходит само понятие «духовность»?

— От слова «дух». Мы читаем в Библии, с самых первых ее стихов, о том, что «Дух Божий носился над водою». Иногда этот Дух Божий настолько сильно входит в сердце человека, что человек начинает светиться! Вот это и есть духовность. Мы это знаем из опыта, из Библии, из истории церкви. На иконах этот свет пытаются символически изобразить в виде нимбов, каких-то свечений. Вы помните эпизод из Евангелий о восхождении Иисуса с учениками на гору Фавор и Его Преображении? Там Он стал светиться так, что ученики даже смотреть на Него не могли, у них болели глаза. Это был свет Духа Святого. Кстати, Христос взял с собой на гору не всех, а выбрал троих. Если бы Он привел с собой толпу в несколько тысяч человек, то большинство из них не увидело бы Преображения: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят». То есть, чтобы какой-то уровень духовности иметь, нужно очистить сердце. Христос выбрал троих, о которых Он знал, что они увидят. Со временем начали видеть все ученики, когда Дух Святой на них сошел, -- но не сразу, это пришло постепенно, это процесс. Помните диалог, когда Иоанн Креститель беседует с Иисусом, кому от кого креститься? Там есть эпизод, когда услышал Иоанн голос с неба: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в котором Мое благоволение». Но это слышит Иоанн, остальные говорят: «Гром гремит», большего не слышат.

— Как понять, в чем проявляется духовность, как ее увидеть?

— Духовность, Дух Святой, присутствует во всякой жизни: живет человек, зеленеет трава, растут цветы — это все деяния Духа Святого, но далеко не все это видят. Надо сначала очистить сердце, и тогда глаза сердца это увидят. И самое трудное, я еще раз это повторю, — это не дать себя обмануть. Не духовностью и антидуховностью, здесь все просто: человек думает все время о новой одежде, о новой квартире, новом автомобиле, о поездках — в общем, о том, что мы называем материальным. Это как раз нетрудно отличить. А вот духовное от псевдодуховного — гораздо сложнее. Многие люди даже обидятся, когда прочтут эти слова: ну как же, я так хорошо знаю поэзию, инструментальную музыку. Такой человек искренне считает себя очень духовным.

— Мне кажется, что многие поэты и художники в своих лучших творениях прикасаются к духовности...

— Несомненно, только я бы сказал, что не они прикасаются к духовности, а Дух прикасается к ним. Но Он может прикасаться, а может и не прикасаться. Тут требуется ежедневная работа над своим сердцем. А сейчас очень многие люди не хотят трудиться таким образом, они хотят только потреблять, и бегают везде: там интересный проповедник, тут хороший хор, здесь лектор читает что-то интересное... В Москве, слава Богу, есть где и есть кого послушать. Я ничего не хочу сказать, их жизнь тоже может измениться, в один прекрасный миг они могут пробудиться. Пока человек жив, есть надежда, что он встретится с духовностью.

Духовность есть во всем живом, во всем, что Бог благословляет присутствием Духа, в любой форме жизни. Бог мертвого не творит. Но мы привыкли традиционно делить весь мир на живое и неживое, и детей так учим: цветы, деревья, птички, белочки, грибы — живые, камни, вода, горы — не живые. Но Бог творит только живое. Если мы не видим в чем-то жизни, то это еще не значит, что там ее нет. В Библии все время говорится, что великие подвижники, Авраам, Иаков, ставили камни в память: этот камень будет свидетелем того, что Бог здесь мне что-то сказал. «Свидетель» — строгое слово. Свидетель обычно говорит тогда, когда его спрашивают. На суде его спрашивают — он говорит. Когда будет то, что на бытовом уровне называют Пришествием Христовым, или Страшным Судом, свидетели заговорят. Помните эпизод, когда Господь входит в Иерусалим, — его встречают, срезают ветви, бросают под ноги и кричат: «Осанна Сыну Давидову!»? Люди, которые к Нему никакой симпатии не испытывали, потребовали от учеников: «Скажите им — пусть замолчат!» Иисус отвечает вместо учеников: «Если они замолчат — камни возопиют». Почти всегда мы воспринимаем эти слова как метафору, а это — правда. Представьте только — Сам Сын Божий входит в Иерусалим. Не встречать Его — значит проявить к Нему, к Творцу всего, просто жуткое неуважение и непочтение. Тогда камни стали бы кричать: «Осанна!» Я говорю это совершенно серьезно, и это не шутка и не метафора. Это абсолютная правда. Мы не видим в них жизни, но она есть. Мы просто это должны знать.

— В чем вы видите воплощение подлинной духовности?

— Я считаю, что преподавать Библию я не умею и заявляю об этом своим студентам. Я говорю им, что постараюсь передать им любовь к Священному Писанию. Если вы не полюбите его, то, какими бы ни были ваши познания — филологические, историко-культурные, толку не будет никакого. Только любовь вам откроет что-то реальное, коснется вашего сердца и изменит вашу жизнь. Понимаете, подлинная духовность меняет жизнь. Меняет так, что человек видит себя не очень симпатичным. Когда он только приходит к вере, то ему кажется, что он вообще замечательный, ему только надо что-то немного исправить в себе. А все не так. И если он всерьез молится и просит Бога прийти, то происходят серьезные вещи. В Штатах я слышал однажды замечательную проповедь, вкратце суть ее такова: мы считаем себя вполне пристойными людьми и просим Бога, Духа Святого, прийти, вселиться в дом нашего сердца и жить там. Ну да, немножко он покосился, крыша прохудилась. Но Ты, Господи, поправь это и живи. И если мы серьезно просим об этом, то Он приходит, и первое, что Он делает, — все разносит вдребезги. И это больно. Мы начинаем кричать: «Что же Ты делаешь? Я Тебя просил немножко крышу починить, а Ты весь дом вдребезги разбил!» А Он отвечает: «Я — Царь и в этой жалкой лачуге жить не хочу. Я построю дворец в твоем сердце. Но сначала Мне нужно все разнести в клочья и весь этот мусор убрать». То есть начало жизни в Духе, духовности, может быть очень непростым и даже болезненным. Многие даже отходят, потому что начинаются испытания, такие проблемы открываются. Вдруг бездны в себе видишь. Далеко не всем это нравится. Но без этого невозможно.

У меня есть близкий друг, Джозеф, он живет в Бельгии. Он всю жизнь учился богословию: окончил семинарию, колледж, университет в Лувене, получил степень доктора богословия и... впал в депрессию. У него, как он говорил, стала огромная голова, набитая всякой всячиной, — он разводил руки и делал из них круг над головой, и маленькое сердце — величиной с грецкий орех. Потребовалось много времени, прежде чем он сумел выйти из этой депрессии. И помог ему в этом опыт пребывания в общине Жана Ванье. Кто-то ему посоветовал пойти туда. Там жили очень больные дети, дауны, которые даже говорить не умели. Его, тогда уже доктора богословия, взяли на самую скромную должность — кормить этих детей. Он рассказывал, как кормил одного мальчика лет десяти, который ничего сам делать не мог: ни ложку держать, ни говорить. Когда Джозеф его кормил, тот ложку задерживал во рту очень долго. Кормление занимало страшно много времени. Джозеф начинал нервничать, возмущаться и был готов чуть ли не убить подопечного — ему казалось, что мальчик над ним издевается. У него были еще другие дела, а мальчик его тормозил. Джозеф страшно злился, он говорил, что увидел тогда в себе и Гитлера, и Сталина. Все это продолжалось до тех пор, пока Жан Ванье не сказал ему, что мальчик так долго ест, потому что для него это единственный способ общаться. «Ты можешь говорить, читать, писать, а он, — говорил Жан, — может с тобой общаться только так, посредством кормления. Забудь, что у тебя где-то не помыт пол или что-то еще, — ребенок важнее. Корми его. Сколько? Хоть весь день, но с любовью». И это перевернуло Джозефа. Он увидел, что эти дети понимают только язык любви. Он говорил, что знал о богословии почти все, но там, в общине, он начал учиться у этих детей языку любви, потому что другого они не знают. Это стало началом его исцеления. Сейчас мой знакомый просто светится: он учит людей читать Слово Божье, принципиально забыл все богословие и старается говорить только сердцем.

Есть много разных языков — науки, музыки, литературы и другие. Они все нужны, но если в них нет любви, то все это пустое. Язык любви — это сверхъязык. Недавно мы праздновали День сошествия Святого Духа — одновременно во всех церквах — и читали о том, как Дух сошел, апостолы свидетельствовали, и их стали понимать люди, говорящие на разных языках. Мне кажется, что никакого чуда мгновенного обучения иностранным языкам там не было — просто в них вошел Святой Дух, вошла Любовь, и — поверх языка, поверх слов — это до людей доходило.

— Это чудо говорения языками, которые все понимали, наверное, антипод разделения языков, случившегося при строительстве Вавилонской башни, когда все перестали понимать друг друга.

— Совершенно верно. Потому что тогда каждый думал лишь о себе. А если что-то говорится с любовью, вы всегда это поймете, на каком бы языке к вам ни обращались.

— Спасибо, Илья Яковлевич. Пожелаем вам успехов в вашей такой нужной для людей деятельности и здоровья.

С Ильей Яковлевичем Грицем беседовала Екатерина Гуляева